UPD: Добавил саундтрек, вчера забыл.
Дисклеймер: главным героем является персонаж вселенной WWE Дин Эмброуз. Несмотря на то, что использованы некоторые факты из интервью Дина Эмброуза (и ранее, Джона Моксли), текст является вымыслом от первого до последнего слова. Любые совпадения с жизнью рестлера Джонатана Гуда полностью случайны.
Варнинг: содержит сцены насилия и жестокого обращения с детьми.
Демоны Дина Эмброуза
Часть первая. Паук
Cкачать Beat The Devil's Tattoo бесплатно на pleer.com
читать дальшеВ отличие от большинства людей, Дин Эмброуз очень хорошо помнил день, час, момент, в который он сошел с ума. Ему было четырнадцать - нескладному некрасивому подростку в застиранных добела джинсах и с вечно пятнистым от синяков лицом. Он все время мерз и прятал чересчур крупные для костлявых запястий ладони в слишком длинных рукавах вытянутого желто-коричневого свитера. Даже сейчас, спустя почти пятнадцать лет, Дин мог закрыть глаза и восстановить в памяти геометрически-абстрактный узор до последней сползшей петли. Почему-то не получалось вспомнить, любил он этот свитер, или нет. Хотя какая разница.
Это была среда. Точно среда, потому что в школьном расписании стояла математика, которую Дин ненавидел. До Пасхи оставалось три с половиной недели, а значит, весь его завтрак состоял из тарелки вареной брокколи и стакана воды. Вкус брокколи Дин тоже ненавидел. Самым паршивым в Великом Посте было даже не то, у него постоянно кружилась голова и мерзли руки, а необходимость запихивать в себя пахнущие заброшенным сараем склизкие комки брокколи, безвкусное месиво распаренных отрубей и прочий растительный мусор, которым побрезговали бы даже помоечные крысы. Впрочем, выбирать не приходилось: последние пять лет, которые его мать была замужем за Фрэнком, Дину вообще не приходилось выбирать.
Едва дождавшись, пока отчим закончит утреннюю молитву, Дин схватил вилку и принялся торопливо глотать бледно-зеленые веточки, стараясь расправиться с ними до того, как его начнет тошнить. Разумеется, он подавился. Кусок дряни встал в глотке комом, перекрыв дыхание, и Дин закашлялся, сотрясаясь всем телом. Выронив вилку, он хватал себя за горло, пытаясь освободить дыхательные пути, но безуспешно. Мать бросилась ему на помощь, не в силах смотреть, как ее сын корчится от удушья, но Фрэнк остановил ее одним движением ладони. Сам он не сдвинулся ни на сантиметр, бесстрастно глядя на хрипящего пасынка. Наконец, Дин выплюнул в ладонь едва не убившую его веточку брокколи и задышал глубоко, судорожно втягивая в себя воздух. Ему удалось сделать около десятка вдохов прежде, чем тяжелая ладонь Фрэнка врезалась ему в скулу.
- Не поглощай пищу с жадностью, ибо это грех.
Мать ахнула. Дин вскинул голову.
- Господи, да я же чуть не умер!
- Не поминай имя Господа нашего всуе, ибо это грех!
В тот момент, когда Фрэнк ударил его во второй раз, у Дина перед глазами словно разорвалась бомба. На долю мгновения он замер, ослепленный невыносимо яркой белой вспышкой. Когда зрение вернулось к нему, все было по-другому. Подняв глаза на Фрэнка, Дин посмотрел на отчима так, будто видел его впервые. Во главе стола сидел сорокалетний полнеющий мужчина с глубокими залысинами на лбу, блестевшими от пота несмотря на то, что на кухне было прохладно. На рубашке темнели пятна от пота. Физиономия Фрэнка беспрестанно двигалась, словно он был не в состоянии контролировать подергивания мышц. Тонкие яркие губы, то и дело кривящиеся в плаксивой гримасе, странно выделялись на бледном лице с будто бы расплывшимися, подтаявшими на жаре чертами. Мистер Гуд был смешон, и Дин недоумевал, отчего он пять лет боялся этого человека больше всего на свете. Не будь Фрэнк его отчимом, он стал бы еще одним из тех бесполезных взрослых с окраин Цинтиннати, которых местные подростки в супермаркетах осыпают насмешками и оскорблениями.
- Ну что же, Дин, скажи “прости меня, отец”, и можешь вернуться к трапезе, - губы Фрэнка извивались, будто черви, вылезшие из-под земли после дождя. До чего же мерзкое зрелище.
Дин поднял со стола вилку и задумчиво покрутил ее в пальцах. А потом широко улыбнулся - наверное, впервые за пять лет, - и с силой вонзил зубцы дешевой стальной вилки в руку Фрэнка чуть повыше локтя, в аккурат туда, где из-под короткого рукава рабочей рубашки виднелся вялый бицепс, поросший редкими рыжеватыми волосами.
- Да пошел ты, Фрэнк, - бросил Дин и встал из-за стола.
Еще пол-секунды на кухне стояла тишина, а потом Фрэнк заорал. Он вопил басовито, на одной ноте, глядя то на торчащий из руки кусок железа, то на стоящего рядом с ним подростка.
- Ты, ты, ты, - повторял он, как заведенный, раскачиваясь взад-вперед на стуле и всхлипывая то ли от боли, то ли от ярости, - ты, ты, ты…
Дин смотрел на него сверху вниз, склонив голову к плечу. Вместо страха, который несколько лет парализовал его, стоило только ощутить на себе недовольный взгляд отчима, или удовлетворения от вида крови, текущей по предплечью Фрэнка тонкой, но уверенной струйкой, сейчас он испытывал только любопытство. Ему было невероятно интересно, что же произойдет дальше. Поэтому он не двигался с места, положив руки на спинку складного стула, и наблюдал. Эти стулья, кстати, тоже были идеей Фрэнка - после принятия пищи их следовало убирать в кладовку, чтобы не было соблазна сесть на них в течение дня и предаться праздности. Мать Дина неуверенно встала из-за стола и тоже замерла, словно не зная, к кому из них, к сыну или к мужу, подойти.
- Сядь, Джейн, - прошипел Фрэнк сквозь зубы, и женщина повиновалась, как показалось Дину - с изрядной толикой облегчения. - Дин, я надеюсь, ты понимаешь, что твой поступок заслуживает наказания? Дьявол гнева овладел тобой, и я должен изгнать его прочь, очистить твою душу...
Дину стало скучно. Так Фрэнк это называл - изгнанием дьяволов. С точки зрения Дина, это было просто избиение, замаскированное под религиозный ритуал, с чтением молитв, святой водой и накрахмаленной скатертью на столе, превращавщемся по такому случаю в подобие средневековой дыбы. Мистеру Гуду нравилось изгонять дьяволов из жены и пасынка, и он занимался этим не реже раза в пять-шесть недель. Раньше доставалось в основном Джейн, но в последние год-полтора Дин все чаще испытывал на себе религиозный пыл отчима. В роли орудия божьего провидения выступал почему-то скрученный телефонный кабель, о котором вряд ли было упомянуто в Библии.
- Да пошел ты, Фрэнк, - повторил подросток.
Мужчина начал вставать, сжимая в руке вилку, выдернутую наконец из плеча. Дин следил за его движениями, пока не понял, что когда Фрэнк поднимется, то окажется одного с ним роста. Оказывается, за прошедший год Дин вырос на несколько дюймов. Надо же. Мощный удар стулом разбил Фрэнку рот и заставил его повалиться назад, нелепо размахивая руками в бесплодных попытках удержать равновесие. От грохота падения Джейн вздрогнула, сжимаясь в комок. А Дин наклонился над отчимом и, широко ухмыляясь, проговорил ему прямо в окровавленное лицо:
- Да, кстати. И Иисус тоже пошел.
После этого Дин подобрал с пола испачканную в крови вилку, сунул ее в карман джинсов и вышел из квартиры, подхватив на ходу сумку с тетрадями. Лифт опять не работал, и Дин привычно свернул на лестницу. Спускаться с восьмого этажа было намного веселее, чем подниматься, но стремительный бег с прыжками через три ступеньки все же заставил мальчишку немного запыхаться. Вылетев на улицу, Дин вцепился - почти врезался - в перила крыльца над прачечной и запрокинул голову, пытаясь отдышаться. Он стоял, жадно хватал ртом воздух и смотрел в небо, такое яркое и светлое за мрачными коробами дешевых многоэтажек, что было удивительно, как можно было не замечать это небо раньше. Ведь оно все время было над головой, стоило только поднять глаза, и можно было бы видеть его каждый день, это невероятно красивое небо над неоднократно проклятым Дином Эмброузом городом Цинциннати, штат Огайо. Интересно, небо видело, как он воткнул Фрэнку в руку вилку? Даже если нет, отличный удар стулом оно пропустить не могло - место Фрэнка было как раз у окна, на котором запрещалось задергивать занавески. Эта мысль почему-то показалась Дину настолько смешной, что он расхохотался, совершенно позабыв, какой страх Фрэнк вызывал у него еще полчаса назад.
Наверное, я сошел с ума, подумал Дин. Да, точно сошел. Великолепно, мать твою.
- Это, мать твою, великолепно! - проорал он в никуда и с хохотом перемахнул через перила, уворачиваясь от брошенной в него с третьего этажа бутылки.
Весь день в школе Дин был в приподнятом расположении духа. Приподнятость ощущалась почти буквально - он чувствовал необъяснимую легкость во всем теле, словно с него сняли тяжелый свинцовый скафандр, наподобие того, что был нарисован в книжке про капитана Немо. Даже думать стало проще, и он правильно решил целых четыре задачи из пяти, когда его вызвали к доске на математике. Миссис Мерфи похвалила его, и Дин, возвращаясь к своей парте, бросил быстрый, но исполненный гордости взгляд на небо за окном: мол, видело? Небо улыбнулось ему, на секунду убрав с солнца полупрозрачное белое облачко.
Но когда уроки закончились, и весело гикающая толпа школьников пронеслась по коридору, толкаясь в дверях, Дин понял, что ему придется вернуться домой, где его будет ждать Фрэнк. Без сомнения, мистер Гуд не оставит без ответа выходку пасынка - война была объявлена и ее еще предстояло вести. Дин поймал себя на том, что думает об этом, как об особо коварной математической задаче, вроде той, которую он сегодня так и не смог решить. Ему было страшно, ведь он отлично знал, на что способен Фрэнк, любитель изгонять дьяволов из людей посредством скрученного в тугой жгут телефонного кабеля, но страх больше не затмевал его разум, оставшись лишь ставкой на столе, застеленном накрахмаленной скатертью. Это была задача, требовавшая решения, и ее нужно было обдумать. И делать это стоило где-нибудь в достаточно уединенном месте. После краткого мига сомнений, Дин свернул к школьному стадиону. Забравшись на трибуны, он вытянулся на лавке во весь рост, закинул руки за голову и уставился на своего новоприобретенного союзника - небо, почти всерьез ожидая от него помощи. Для сумасшедшего в этом не было ничего странного.
Он настолько погрузился в свои мысли, что даже не заметил, как на стадионе появились люди. В общем-то, Дин обнаружил, что его уединение нарушено только тогда, когда незваные гости перешли на крик. Тяжело вздохнув, Дин сел на лавке, потягиваясь всем телом и разминая затекшие от неподвижности мышцы. На поле было пусто, и голоса доносились снизу, из-под трибун.
- Отпустите меня! Отпустите, пожалуйста! - надрывался чей-то плаксивый голос. Ему вторил громкий хохот и выкрики:
- Давай еще! Врежь ему, Пит! Поднимай ублюдка.
Под трибунами кого-то били. Дину необязательно было спускаться, чтобы удостовериться в этом: он и сам неоднократно выползал из пыльной темноты, покрытый кровью и грязью. Он почувствовал раздражение от того, что кто-то выбрал для своих забав именно этот день и этот час, и уже почти решил убраться отсюда, но после очередного визгливого вскрика неведомой жертвы раздражение превратилось в ярость. Какого черта Дин должен уходить? Он пришел сюда первым, и это ему помешали. Коротко и зло всхрапнув, Эмброуз подхватил свою сумку и нырнул под трибуны.
Старшеклассников он узнал сразу: Вэл Джеймсон и Ник Харрис, державшие обвисшего в их руках паренька, были в школьной команде по футболу, а Пит Мюллер из десятого класса, ниже их обоих на полголовы, стоял, уперевшись ладонями в бедра, и тяжело дышал. Личность их жертвы оставалась для Дина загадкой, но у него не было особого желания ее разгадывать. Эмброуз проскользнул между стальных опор трибун и встал в дюжине футов от подростков, дожидаясь, пока на него обратят внимание. Ждать пришлось не так уж и долго: Харрис заметил, что у них появились зрители, минуты через полторы.
- Эй, Пит, - неуверенно сказал он, вытягивая свободную руку в сторону пришельца.
Мюллер обернулся.
- Чего надо? - лениво поинтересовался он, выпрямляясь.
- Шли бы вы отсюда, - сказал Дин. - Вы мне мешаете.
- Ты охренел, придурок? - Пит Мюллер скривился в презрительной усмешке. - Вали отсюда, мормон вонючий, пока мы тебе не насовали.
Он сплюнул на землю Эмброузу под ноги и отвернулся. А Дину снова застлала глаза вспышка ослепительного белого света, словно небо с интересом заглянуло в щели между рядами трибун.
- Эй, Мюллер, - окликнул он десятиклассника. - Я не мормон.
- Что? - Пит резко повернулся. Дин стоял напротив него, широко ухмыляясь, и крутил в пальцах вилку, до сих пор покрытую засохшей кровью.
- Я не мормон. Мой отчим оказывает сомнительную честь Баптистской Ново-Евангельской Церкви Огайо, состоя в ее рядах.
- Да мне плевать, - зарычал Мюллер, забыв о своей жертве, безвольно болтавшейся между Джеймсоном и Харрисом. - Бросьте этот мешок с дерьмом, парни, у нас тут нарисовался чертов умник. Эмброуз, похоже, забыл, каковы на вкус мои ботинки.
- О нет, я не забыл, - Дин покачал головой. Месяца четыре назад Мюллер со своими дуболомами отмудохали его так, что ему еще неделю было больно дышать, а Фрэнк дома добавил - за грех гордыни, как он выразился. - Здорово тогда повеселились, а, ребята?
Джеймсон и Харрис за спиной у Мюллера недоуменно переглянулись. Они выпустили наконец избитого парнишку, и тот со всхлипом осел в пыль между ними.
- Ты че, дебил? - неуверенно спросил Ник. Он сделал несколько шагов вперед, но испортил все впечатление от угрожающего жеста тем, что непрестанно косился на Мюллера, ожидая от вожака знака одобрения. Второй громила поспешил занять место рядом с приятелем, но споткнулся о торчащую из земли арматурину и едва не упал. Сквозь кристалльно прозрачную линзу, опять появившуюся перед его глазами после вспышки, Дин смотрел на трех подростков, таких же нелепых, как и он сам, разве что одетых получше. Он видел их замешательство, вызванное его словами, и едва сдерживал смех: до чего же легко оказалось их сломать, заклинить покрытые пылью и патиной мозги, заставить ощутить неуверенность.
- Знаешь, Ник, - сказал Дин, не переставая улыбаться, - с тех пор я попробовал кое-что получше. Как думаешь, кровь немецкой свиньи вкуснее, чем кровь баптиста?
Он качнул вилку в пальцах и скользнул вперед, мимо застывших каменными изваяниями Харриса с Джеймсоном, оказавшись вдруг в футе от Пита Мюллера, не успевшего вымолвить и слова до того, как бурые зубцы уперлись ему под подбородок. С высоты своего роста (и когда же он успел так вырасти?) Дин видел белесую макушку Мюллера и нервно бьющуюся на виске жилку.
- Ты ебнутый, - выдохнул Пит, опасливо скашивая глаза вниз в судорожном поиске компромисса между страхом и гордостью.
- Йеп, - жизнерадостно подтвердил Дин.
- Пойдем отсюда, парни, - Мюллер осторожно попятился и боком, боком начал пробираться поближе к своим прихлебателям и подальше от Эмброуза. - По дороге звякнем в службу отлова диких животных, а то у Эмброуза, кажись, бешенство.
Троица поспешила убраться куда подальше. Дин шумно выдохнул и подошел к сидящему на земле мальчишке, до сих пор вздрагивающему в беззвучных рыданиях.
- Пацан, ты как? - участливо спросил Дин, наклонившись над ним. Паренек вздрогнул и отшатнулся, едва не завадившись за спину. Эмброуз недоуменно посмотрел на него, потом перевел взгляд на окровавленную вилку, которую до сих пор сжимал в кулаке, и расхохотался. - Не дрейфь, пацан, я не псих. Ну разве что слегка.
То, как мальчишка подскочил, вызвало у Дина новый приступ веселья. Все еще фыркая от смеха, он наконец спрятал вилку в карман и протянул незадачливой жертве Мюллера руку. После секундных колебаний тот схватился за протянутую ладонь, и Эмброуз рывком поднял его на ноги. Наконец-то он смог разглядеть спасенного: им оказался новичок из параллельного класса по фамилии Тауэр. Имени его Дин не знал.
- С-спасибо, - выдавил из себя Тауэр. Он пытался одновременно вытереть с лица слезы и грязь и привести в порядок испачканную одежду, вполне ожидаемо терпя неудачу и в одном, и в другом. - Я д-думал, они м-меня убьют.
- Пфф, - Дин собирался сказать что-то в духе “не бойся, не убили бы”, но посмотрел на то, как неловко возится Тауэр, скорее размазывая по себе грязь, чем счищая, покачал головой и, взяв паренька за плечо, потащил его прочь из-под трибун.
На свету стало ясно, что Тауэр легко отделался. Конечно, синякам на ребрах еще только предстояло налиться багровым и адски болеть при каждом движении еще дня три, а одежду было проще выбросить, чем отстирать, но лицо, насколько Дин мог судить, практически не пострадало. Самому Эмброузу достаточно было бы умыться и переодеться, чтобы забыть об этом происшествии, а вот его визави, похоже, побои были в новинку. Оттого он и трясся сейчас осиновым листом, не в состоянии ни успокоиться, ни окончательно сорваться в слезы: шок от самого факта избиения затмевал боль от ударов. По крайней мере, пока.
- П-почему они это д-делают? - спросил Тауэр, вытирая распухшую то ли от затрещины, то ли от слез скулу грязным рукавом. От этого движения его лицо стало почти равномерно серым.
- Потому что могут, - откликнулся Дин, наблюдая за ним со странной смесью жалости и отвращения. - Добро пожаловать в Цинцинатти, штат Огайо.
- Я из К-кливленда, - зачем-то сказал Тауэр.
- Добро пожаловать в Цинцинатти, - повторил Эмброуз, стремительно теряя интерес к происходящему.
- Меня з-зовут Эштон, - Тауэр встал со скамейки, умудрившись не покачнуться, и протянул Дину руку. - Эштон Т-тауэр.
- Дин Эмброуз, - Дин ответил на рукопожатие и тут же сунул руки в карманы: после прикосновения к влажной мягкой ладони Эштона Тауэра из Кливленда ему захотелось вытереть руку о штаны, и он с трудом справился с этим желанием.
- К-как мне тебя отблагодарить? - спросил Тауэр и заглянул Дину в глаза. Эмброузу стало так противно, что он уже хотел развернуться и уйти, но тут его желудок издал громкое урчание.
- Деньги есть? - спросил он и поморщился, когда Тауэр судорожно зашарил по карманам. - Купи мне пожрать, а?
- К-конечно, к-конечно, - засуетился Тауэр. - Ч-чего ты хочешь?
Дин запрокинул голову и посмотрел в небо. Во время Великого поста он всегда хотел жрать, не задумываясь о том, что именно закидывать в себя, лишь бы оно было горячим, вкусным и сытным - как фишбургер. Да, точно, фишбургер! Два года назад Фрэнк сильно избил мать Дина, так, что соседка, увидев ее в общем коридоре, вызвала скорую и полицию. Тогда в их квартире оказалось очень много деловитых людей в униформе, Джейн увезли на желтой машине в больницу, Фрэнка - на черно-белой в полицию, а Дина посадили в третью, к пожилой полной мексиканке, которая оказалась социальным работником. Ее звали мисс Гонсалес, и она смешно всплескивала руками, хлопоча вокруг Дина в участке. Мисс Гонсалес спросила, голоден ли он и хочет ли гамбургер или тако. Дин сказал, что голоден, но из-за Великого поста не может есть то, о чем она говорит. Тогда женщина запричитала о чем-то на испанском, и отправила подвернувшегося ей под руку патрульного полицейского на улицу, и тот вернулся с бумажным пакетом из МакДональдса. В пакете был фишбургер, картошка и овощной салат, и еще большая кола. Ничего вкуснее Дин в жизни не ел.
Эштон Тауэр купил ему целых три чизбургера и две больших картошки, и еще большую колу, а потом завороженно наблюдал, как Эмброуз методично работает челюстями. Такое количество еды после длительной голодовки почти довели Дина до состояния "обожраться до потери пульса", но он был счастлив, пусть даже желудок уже начинал болеть с непривычки. Сосредоточившись на блаженном ощущении сытости, Дин только краем уха слышал болтовню Тауэра.
- ...и нам п-пришлось п-переехать сюда. В старой шк-коле у меня тоже б-были п-проблемы, но...
Слушать этот бубнеж не хотелось, и Дин просто механически кивал головой, изображая заинтересованность.
- ...они не в п-первый раз уже, а отец г-говорит, чтобы я п-постарался найти себе друзей... - тут Тауэр как-то по-собачьи заглянул в глаза Эмброузу. - Дин, ты в-вроде нормальный п-парень…
Эмброуз резко встал из-за столика, не дав ему договорить.
- Знаешь, Тауэр, пожалуй, я все-таки конченый псих, - бросил он и пошел прочь, даже и не подумав оглянуться. Свою плату за спасение Тауэра он получил, а больше его ничего в этом парне не интересовало. У Дина Эмброуза не было друзей, и он в них не нуждался.
Домой Дин вернулся довольно рано, не было еще и пяти часов. После дневного обжорства клонило в сон, мысли в голове шевелились вяло, как осенние мухи. Эмброузу это состояние не нравилось: оно делало его слишком благодушным, слишком расслабленным, слишком уязвимым. Сытого легче застать врасплох, может, поэтому хищники редко едят досыта? Размышляя об этом, он сделал уроки - кое-как, но, главное, с результатом, который можно было предъявить. Оценки Дина не волновали: он знал, что на колледж у их семьи денег нет и не будет, а для получения стипендии ему не хватало ни таланта, ни усидчивости. Да и, если честно, он не особо-то представлял, что будет делать после школы. Скорее всего, станет еще одним бесполезным куском белого мусора, пополнит собой ряды поденных рабочих или парней у конвейера. Никаких иллюзий на свой счет Эмброуз не испытывал: вряд ли ему удастся выбраться из Цинцинатти.
Несмотря на мрачные мысли и сонливость, инстинкты Дина не подвели: он подскочил как ужаленный за долю секунды до того, как в замочной скважине повернулся ключ. Вернулась со смены мать: она работала фасовщицей на местной фабрике, восемь часов у ленты транспортера каждый божий день. А ведь она закончила колледж... Дин подхватил пакеты с покупками, позволяя ей с тяжелым вздохом прислониться к стене и начать разуваться. Пока мать шумно возилась в прихожей, Дин на кухне разбирал покупки: несколько пакетов замороженных овощей, рис, чечевица, отруби, целый десяток красивых крупных яблок, и помимо того целый пакет со всякими моющими средствами и порошками. Все вместе тянуло фунтов на семнадцать.
- Мам, я же просил тебя не таскать тяжелое самой! И доктор говорил, ты что, не помнишь? - Дин зло хлопнул дверцей шкафчика под раковиной, куда переставил все бутылки и коробки с бытовой химией.
- С чего ты взял, что мне тяжело? - Джейн тенью проскользнула на кухню, уже одетая в домашнее платье, и принялась суетливо перекладывать продукты.
- Потому что пакеты тяжелые, мам! И ты несла их три квартала! - подросток выдернул из рук матери коробку с чечевицей и поставил ее на верхнюю полку шкафа. - Я сто раз говорил тебе: если хочешь после работы зайти в магазин, скажи мне. Я встречу тебя у фабрики, и ты сможешь скупить хоть пол-магазина, я донесу!
- Не говори глупостей, Дин. Мне не тяжело.
- Не тяжело было бы Фрэнку заехать после работы в супермаркет! Он ездит на работу на машине, почему же он никогда не привозит домой покупки?
При упоминании Фрэнка Джейн затвердела лицом и понизила голос.
- Фрэнк и так много делает для нас, Дин. Тебе стоило бы проявлять хоть немного благодарности.
- Что он делает, мам? Избивает нас до полусмерти? Два года назад тебе пришлось две недели провести в больнице! - Эмброуз почти прокричал это, и одернул себя, завидев, как сжалась его мать от звуков громкого голоса. - Мама, ну пожалуйста…
- Фрэнк вытащил нас из грязи, Дин. Благодаря ему мы не живем сейчас в нищете, - отчеканила Джейн. - Только благодаря ему я не скатилась на самое дно. Сейчас у меня есть работа и возможность воспитывать тебя, вместо того, чтобы торговать собой ради покупки очередной дозы. Ты должен быть благодарен Фрэнку за то, что у тебя есть мать!
- Черта с два, - выговорил Дин. - Ты уже вылечилась, когда он появился, неужели ты не помнишь? Ты вылечилась, ты бросила наркотики сама, без него! Это произошло еще до того, как мы переехали на ферму. Неужели ты не помнишь?
- Не поминай Врага рода человеческого, Дин! - привычно напомнила Джейн, возвышая голос, и тут у нее внутри как будто что-то сломалась. Она всхлипнула и покачнулась, хватаясь за столешницу в поисках опоры. Сердце Дина сжалось от жалости к ней и чувства вины.
- Мама… Ну чего ты… Прости меня, мам… - он неловко ткнулся головой матери в плечо (для этого ему пришлось согнуться чуть ли не вдвое). - Мама…
- Не перечь ему, мальчик мой, пожалуйста, - зашептала Джейн, обнимая его за шею. - Он делается такой страшный, когда ты перечишь ему, я так боюсь за тебя, боюсь, что он с тобой что-нибудь сделает! Ты - все, что у меня осталось от моей жизни, сынок, пожалуйста…
- Не бойся, мам, - Дин обнял мать за плечи, уткнувшись носом в ее русые с сединой волосы. - Не бойся. Я не позволю ему ничего со мной сделать. И с тобой не позволю. Иди отдохни, я сам что-нибудь приготовлю.
- Дин…
- Я уже сделал уроки.
- Дин…
- Просто брошу эти овощи в кипяток. На это-то у меня ума хватит, честное слово.
Фрэнк вернулся около восьми и был, вопреки опасениям пасынка, тих и добродушен. Ни за ужином (сваренные Дином овощи на вкус ничем не отличались от тех, что готовила Джейн, разве что были чуть более солеными), ни после него мистер Гуд ни словом не упомянул утреннее происшествие. Они почти как нормальная семья обменялись новостями за день, Дин даже удостоился похвалы за четверку с плюсом по математике, и после вечерней молитвы разошлись по спальням.
Лежа в темноте на неразобранной кровати, Дин Эмброуз так и эдак прокручивал в голове сегодняшний разговор с матерью. По всему выходило, что они жили в разных версиях реальности, и до нынешнего для никто не подозревал об этом. Конечно, Дин знал, что в детстве многие вещи кажутся не такими, какие они есть, но в общей последовательности своих воспоминаний он не сомневался.
Когда-то давно Джейн Эмброуз работала бухгалтером, и часто задерживалась допоздна. Ей нужны были деньги, чтобы платить няне, которая сидела с маленьким Дином, а няня была нужна потому, что Джейн много работала. Потом произошло что-то очень плохое, Дин никогда не знал, что именно. Возможно, это было связано с мистером Эмброузом (если он вообще существовал в природе - никаких подтверждений этому факту у его сына не было: ни имени, ни фотографий, ничего). Как бы то ни было, с Джейн что-то произошло, и она пристрастилась к наркотикам. Она тратила на дурь все больше и больше, и у нее уже не оставалось денег на няню, и Дин сидел дома в одиночестве, дожидаясь возвращения матери. А потом оказалось, что Джейн просрочила кучу платежей по счетам, и им постоянно звонили какие-то люди и угрожали выгнать из дома. В отчаянии мисс Эмброуз попыталась украсть деньги со своей работы, но ее поймали. Ввиду всех обстоятельств, ее не посадили, но заставили пройти курс лечения. Пока Джейн находилась в клинике, ее сына передали в приемную семью. Он смутно помнил тех людей: у них на воспитании находилось еще несколько детей, и привыкший к одиночеству Дин ужасно страдал от необходимости спать в комнате с тремя другими мальчишками. Их постоянные крики и возня доводили его до истерики и припадков ярости.
Спустя несколько месяцев Джейн вернулась и решила забрать сына - ему как раз исполнилось семь. Но она никак не могла найти работу - никто не хотел брать на должность, связанную с деньгами, бывшую наркоманку, пойманную на воровстве. В “Обществе анонимных наркоманов” ей предложили переехать на ферму, которую держал один из членов общины. Там работали многие из бывших зависимых, в надежде вернуться в общество нормальных людей. Джейн согласилась. Дин ненавидел ферму: там было пыльно и пахло скотиной; но там мама проводила с ним много времени, и в школу его возил большой желтый автобус, а после уроков можно было играть с большими лохматыми собаками. И там было много сытной еды, и сколько угодно сочных кислых яблок. На ферме было не так уж плохо, и единственным, что Дин там по-настоящему ненавидел, были пауки. Когда он впервые увидел тарантула, он начал кричать и не замолкал битых полчаса, так, что его пришлось отпаивать пахучим чаем, в котором плавали какие-то травинки. Это называлось длинным словом “арахнофобия”: даже мысль о пауках повергала мальчика в панику. А их на ферме было немало: здоровенные мохнатые тарантулы на улице и крестопузые толстые пауки внутри зданий. Последние были даже хуже: они плели паутину, которую можно было нечаянно задеть рукой или волосами, и тогда хозяин сети прибегал посмотреть, что же произошло.
Пауки делали жизнь Дина на ферме адом, но сейчас он сожалел о том времени. Когда Джейн накопила достаточно денег, они вернулись в Цинцинатти и сняли небольшую квартиру в большом блочном доме. Дин пошел в новую школу, а его мать устроилась на работу на фабрике и продолжала ходить на собрания “Анонимных наркоманов”. Там она и познакомилась с Фрэнком Гудом. Сначала он даже понравился Дину: он был такой тихий и вежливый, постоянно говорил красивыми длинными фразами (это были цитаты из Писания), не сквернословил, как многие мужчины на ферме. Он приезжал по воскресеньям и дважды коротко нажимал на клаксон, подавая знак, что можно спускаться. Джейн к тому моменту успевала надеть длинное темное платье, которое очень нравилось Дину, и убрать волосы в строгий пучок, а сам Дин приплясывал от нетерпения в выходном костюмчике, который был ему немного велик. Они спускались вниз и садились в большой белый пикап Фрэнка, и ехали в красивую белую церковь на службу. Смысла религиозных ритуалов Дин тогда не понимал (да и теперь не очень, если честно), но его радовала улыбка на лице матери и то, с каким почти детским нетерпением она ждала воскресений. Потому-то он и не возражал, когда Джейн сказала ему, что они с Фрэнком хотят пожениться и жить вместе. Ему казалось, что тогда каждый день будет похож на те светлые и радостные воскресенья. Как же он ошибался…
Фрэнк Гуд оказался монстром, из тех, что долго ждут в тени, чтобы выбрать момент, в который жертва утратить бдительность. Тогда они показываются из темноты, а ты уже не можешь убежать, потому что твое тело опутала липкая холодная паутина. В течение пяти лет Дину Эмброузу снился один и тот же кошмар: он висит в пустоте, приклееный к блестящим нитям-канатам, а из тьмы на него надвигается восьминогая громадина паука с лицом Фрэнка Гуда.
На следующее утро ничего не произошло.
Дни и ночи слились для Дина в одну сплошную серую полосу ожидания. Он подолгу не мог заснуть, а потом вскакивал за полчаса до будильника. Он вздрагивал от каждого шороха. Он ждал, когда Фрэнк нанесет ответный удар. Постоянное напряженное ожидание выматывало, но для Дина Эмброуза слишком многое стояло на кону. Стоило на минуту утратить бдительность, раскрыться, подставиться, и Фрэнк уничтожил бы его. Почему-то Дин был уверен, что отчим попытается застать его врасплох, и готовился отразить нападение каждую следующую секунду.
Так прошло чуть больше двух недель. Приближалась Страстная неделя, а дома все было тихо. Фрэнк приезжал с работы, принимал душ, переодевался, читал молитву перед ужином, потом читал газету или спускался вниз, где возился со своим престарелым пикапом. В душу Дина уже начали закрадываться подозрения, что все наладилось, и больше нет поводов для страха, но он старательно гнал от себя эти мысли. Как выяснилось, не зря.
Джейн была в приподнятом настроении. Ей заплатили за переработки (она работала дополнительные часы, чтобы подменить заболевшую сменщицу), и она внимательно разглядывала полки супермаркета, пока Дин маялся рядом, катая туда-сюда тележку для покупок.
- Надо приготовить что-нибудь вкусненькое, да, Дин? Пост уже почти позади, нужно подкрепить силы перед Страстной неделей.
(“Угу”, - буркнул Дин.)
Наконец внимание Джейн привлекла одна из полок, и она присела перед ней, близоруко щурясь.
- Смотри, Дин, соевое мясо! Напарница на работе как-то рассказала мне рецепт, я попробую его приготовить. Будет и постно, и вкусно. Как ты думаешь?
- Было бы неплохо, - осторожно сказал подросток. Он еще помнил восхитительный вкус еды из МакДональдса, и оттого постная пища казалась ему еще более омерзительной, чем обычно.
- Оно, конечно, дороговато, но можно же иногда, правда? Тут еще соевый творог...
Они набрали полную тележку продуктов, которые пришлось переложить в четыре пакета, и Дин три квартала тащил их до дома, а потом по лестнице на восьмой этаж, огрызаясь на мать, когда та пыталась забрать у него хотя бы часть ноши. По приходу домой Джейн развела бурную деятельность, в которой нашлось место и ее сыну, который, старательно сопя, нарезал овощи тонкими полосками. Фрэнк, вернувшись, застал их на кухне, но ничего не сказал и ушел в гостиную дожидаться ужина. Все было здорово, пока после молитвы Джейн не поставила на стол большую миску с рагу.
- Что это? - поинтересовался Фрэнк, подозрительно глядя на парующую горку еды.
- Рагу с соевым мясом, - с улыбкой ответила Джейн.
- Как ты посмела, Джейн? - спросил мистер Гуд тоном, от которого у Дина кровь застыла в жилах.
- Но, Фрэнк, оно же постное! Оно же из растений, - побледнев, прошептала Джейн. - Оно не нарушает пост…
- Пост нарушает твое стремление к чревоугодию! - взревел Фрэнк и вскочил. - Пост нарушает твоя тяга ко лжи и твой отказ от смирения!
Он схватил миску и швырнул ее в жену. Та закричала от боли: горячее рагу обожгло ее кожу.
- Бесы овладели тобой, женщина! Бесы! Приготовь себе ложе искупления, грешница, и я изгоню их из тебя!
Джейн, всхлипывая, вышла из кухни и вернулась через минуту, неся на вытянутых руках белую простыню. Но у нее на пути встал Дин.
- Мама, иди в ванную. Тебе нужно смыть это с себя.
Он медленно забрал у нее кипельно-белый сверток и бросил его на пол, прямо на остатки уничтоженного ужина. Под остекленевшим от ярости взглядом Фрэнка, подросток приобнял мать за плечи и повел, почти поволок, ее в ванную. Включив там воду, Дин вышел, плотно закрыл за собой дверь - и столкнулся нос к носу с отчимом.
- Что ты себе позволяешь, щенок? - прошипел Фрэнк сквозь сжатые зубы. - Ты хоть знаешь, что я с тобой сделаю?
- Да мне плевать, - ощерился Дин в ответ. - Но мою мать ты больше не тронешь, понял, урод?
В ответ Фрэнк наотмашь ударил его по лицу. Дин успел выставить вперед плечо, пользуясь разницей в росте, но удар все равно получился чувствительным. Ощупав языком разбитую о зубы губу, подросток оскалился, как бешеный койот, и бросился на Фрэнка всем своим весом. Они покатились по полу, задевая мебель и роняя на пол всякую мелочь вроде ключей и перчаток. Выбежавшая из ванны Джейн истошно закричала, увидев, как муж и сын сцепились в хрипящий и воющий клубок. Завидев ее, Фрэнк попытался вскочить и броситься к ней, но Дин схватил его за ногу и повалил обратно. Получив пару сильных пинков по ребрам, мальчишка все-таки умудрился оказаться сверху и прижать Фрэнка к полу, осыпая его градом ударов по лицу. Успех был кратковременным: взрослый мужчина был неоспоримо сильнее вечно недоедающего подростка. Мистеру Гуду довольно легко удалось сбросить с себя пасынка, встать и несколько раз сильно ударить его ногой. Дин лежал, свернувшись в позе зародыша, и судорожно хватал ртом воздух, когда Фрэнк наклонился над ним.
- Ничего не хочешь мне сказать, ублюдок? - выплюнул он с ненавистью.
- А как же… бог?.. - прохрипел Дин, пытаясь справиться с нехваткой воздуха. Он тянул время.
- Я здесь бог! - заорал Фрэнк. - Понял? Я бог для тебя и твоей мамаши, и буду делать с вами все, что захочу! Доберусь до твоей мамочки, как только закончу с тобой!
- Вряд ли это будет… так скоро… - Дин кроваво ухмыльнулся с пола и схватил Фрэнка за рубашку своими длинными руками. От резкого рывка мистер Гуд потерял равновесие и упал, едва успев отдернуть голову, чтобы избежать столкновения с углом тумбочки. Дин, шатаясь, поднялся на ноги. - Со мной не так-то... просто... покончить
Отвесив лежащему отчиму еще пару пинков, Дин выпрямился и заозирался, ища взглядом мать. Джейн больше не кричала. Она скорчилась у двери в кухню и плакала, тихо подвывая от ужаса.
- Мама…
- Дин…
- Мама, уходи из дома.
- Дин…
- Уходи, я сказал!
Дин сделал несколько шагов в ее сторону, чтобы помочь ей встать, и получил мощный удар по затылку. Это Фрэнк успел подняться и теперь скалил зубы, сжимая в руках зонт-трость на длинной ручке. Металлическая часть была погнута, а на деревянном крюке рукояти блестела кровь.
- Я же сказал, закончу с тобой, - прорычал он, поднимая ногу, чтобы наступить Дину на лицо.
- А я сказал, ни хера подобного, - выдавил из себя Дин и ударил его под колено чем-то подвернувшимся под руку, кажется, рабочим ботинком на твердой рифленой подошве. Фрэнк всхрапнул и потерял равновесие, и этого мальчишке оказалось достаточно, чтобы кое-как встать на ноги. Он успел как раз вовремя, чтобы подставить свое тело под удар, предназначенный для Джейн.
- Сучий выблядок, - удивленно выдохнул Фрэнк. - Ах ты, шлюхино отродье!
Он размахнулся зонтом и ударил снова, но теперь Дин был готов к этому. Он исхитрился подставить под удар спину и плечи, одновременно втолкнув мать в кухню и захлопнув за ней дверь. Эта дверь даст ему опору и шанс продержаться еще какое-то время. Очередной удар пришелся ему по голове и заставил схватиться за стены, чтобы удержаться на ногах. Перед глазами все кружилось и тонуло в красном тумане. Удары сыпались на Дина один за другим, а он не мог даже прикрыть голову руками, потому что это значило упасть и позволить Фрэнку добраться до матери. В какой-то момент боль отступила, и Дин с удивлением обнаружил себя в состоянии рассуждать на отвлеченные темы. Например, сколько ему удастся так простоять, прежде чем Фрэнк проломит ему голову. Вряд ли долго. Следующий удар наверняка окажется последним. Или следующий. Или следующий. Или…
Следующего удара не было. Дин кое-как разлепил глаза и обнаружил, что в их прихожей полно людей в форме, входная дверь болтается на одной петле, а какая-то женщина уже несколько минут просит его отойти от двери, чтобы узнать, что с его матерью. Он попытался отодвинуться, чтобы дать женщине пройти, но ноги подкосились, и он бы рухнул на пол, если бы не пожилой детектив, успевший подставить ему плечо.
- Еа ядке, ыок, - прогудел детектив странным, жужжащим словно пчелиный рой, голосом.
- Что? - переспросил Дин и поморщился от боли в распухших губах.
- Все в порядке, сынок, - повторил полицейский, и Эмброуз понял, что гудит внутри его головы, а голос у детектива абсолютно обычный.
- Я вас знаю, - зачем-то сказал он. - Вы детектив Дикинсон. Приезжали к нам два года назад.
- Именно так, сынок, - полицейский довел Дина до носилок на складных ножках с колесиками (откуда взялись носилки у них дома?) и помог сесть. - Прокатишься до больницы, идет?
- Идет, - покорно согласился Дин, но тут же встрепенулся, пытаясь встать. - Мама… Где…
- С твоей мамой все в порядке, парень, - Дикинсон покачал головой. - Ты молодец. Ты крутой парень, знаешь об этом?
- Я…
- Ложись, сынок. Мама ждет тебя на улице.
- Она поедет со мной?
- Когда ты проснешься, она будет рядом, - пообещал детектив и жестом подозвал одного из медиков. - Парень ваш, доктор Хоторн, забирайте его.
- Хорошо, детектив, - худой нескладный медик потер трехдневную щетину на подбородке и оценивающе посмотрел на Дина. - Я доктор Хоторн, парень (“Дин”, - подсказал Дикинсон), ээээ, Дин. Я отвезу тебя в больницу.
- Я не хочу, - выдавил из себя Дин. Говорить становилось все тяжелее с каждым следующим словом. Лицо залепляла проклятая паутина. Он крутил головой, пытаясь разглядеть паука, но твари нигде не было. Ослепительно белый свет не оставлял теней, в которых паук мог бы спрятаться, а значит, его больше здесь не было.
- Тем не менее, я должен отвезти тебя в больницу, - терпеливо ответил врач. - Ты можешь сам лечь на эти носилки и позволить нам сделать все необходимое? Иначе мне придется сделать тебе укол, а мне этого не хочется.
- Сам, - сказал Дин, и с облегчением уронил себя на носилки. Паука нигде не было. Осталось избавиться от паутины, опутавшей все тело, и все станет хорошо. - Больно…
- Представляю, - вздохнул доктор. - Ну, с этим я могу тебе помочь.
Он вколол Дину обезболивающее и махнул рукой двум полицейским, вызвавшимся помочь с носилками. В бригаде Хоторна, помимо его самого и водителя, работали две девушки, которым явно не под силу было бы тащить с восьмого этажа даже настолько тощего подростка.
Дождавшись, пока носилки с замолкшим парнишкой вывезут из квартиры, Хоторн коротко выругался и закурил. Дикинсон косо взглянул на него, но замечание делать не стал, напротив, вытащил свою пачку и щелкнул зажигалкой. Некоторое время врач “скорой” и детектив молча курили, пока Хоторна наконец не прорвало.
- Что за дерьмо, Стэн?! - спросил он, обводя рукой с зажатой в ней сигаретой прихожую квартиры Гудов. Пальцы доктора заметно дрожали. И было отчего: пол и стены были залиты кровью, на двери в кухню алел отпечаток худой мальчишеской спины. На стенах по бокам от двери четкими пятнами выделялись следы от ладоней. - Он превратил мальчишку в свиную тушу! Ты посадишь этого ублюдка? Он ведь почти убил парня!
Дикинсон горько хмыкнул.
- Почти… Ты ведь знаешь, Джек, я не могу завести дело, если не будет заявления. А эта дурища Гуд не станет выдвигать обвинений против мужа, я почти уверен. Чертовы сектанты… Одна надежда на пацана, он уже достаточно взрослый для этого.
- А если нет? Просто отпустите уебка?
- Если не будет заявления? Да, отпустим. Он получит еще одну отметку в личное дело и отправится в группу по управлению гневом. Я сообщу о происшествии его начальству и поговорю с их сраным епископом. Потом вызову его в участок и постараюсь хорошенько напугать. И буду молиться, чтобы это возымело действие.
- И будешь ждать, пока он убьет жену или пацана? Что вы за полиция такая, а, Стэн? - Хоторн в бессильной ярости треснул кулаком по стене.
- Ты думаешь, мне это нравится, Джек? - вспылил Дикинсон. - Думаешь, мне нравится минимум раз в неделю приезжать в этот дом или другой такой же, вязать ублюдков, избивающих жен и детей, а потом отпускать их после ночи в обезьяннике? Я с удовольствием выбил бы все дерьмо из этого Гуда, а что осталось - выбросил бы в пустыне. Но я не могу этого сделать, понимаешь? Я ебаный полицейский, и я должен делать все по закону!
- Закон явно не на стороне Дина Гуда, не так ли? - язвительно бросил доктор.
- Эмброуза, - поправил Дикинсон. - Дина Эмброуза. У него фамилия матери. Этот парень сделан из стали и воли, Джек. Ты видел, как он стоял у двери? Через него бы и рота спецназа не прошла. Он сам на своей стороне, и я сделаю все, что смогу, для этого парня, но я не всемогущ.
Ярость Хоторна прошла так же быстро, как и появилась. Он устало опустил плечи и затушил окурок о подошву.
- Я тоже, - сказал он. - Я тоже. Пойду вниз, его наверняка уже погрузили в машину. Я приведу его в норму, насколько это возможно, и позвоню тебе сразу, как он окажется в состоянии отвечать на твои вопросы.
- Удачи, Джек, - сказал Дикинсон. - Храни тебя бог.
- Храни бог нас всех, - откликнулся Хоторн.
______________________________________________
Примечание:
Баптистская Ново-Евангельская Церковь Огайо является неортодоксальным религиозным течением, а попросту говоря, сектой, и не имеет ни малейшего отношения к баптисткой ветви христианства. Поэтому ограничения в питании, накладываемые ей на своих членов в Великий Пост, так сильно отличаются от привычных нам. И это если не считать того, что упомянутая церковь является плодом воображения автора.